Как сегодня ставить знаменитые пушкинские «драматические сцены» о которых пишут все? Где сделать смысловые акценты? Каким образом трактовать персонажей? Что подчеркнуть во внешнем решении? Задача непростая. И режиссера Виктора Рыжа ко ва, взявшегося за ее осуществление, можно назвать человеком отважным: он радикально переосмыслил текст, сделал спектакль ультрасовременным, наполненным яростью — и при этом бесконечно печальным.
«В настоящей трагедии гибнет не герой — гибнет хор», — эти слова Иосифа Бродского стали эпиграфом к спектаклю, во многом объясняя происходящее на сцене. Ведь главное действующее лицо — хор. Хор как сродни древнегреческому, так и в буквальном смысле — участники спектакля великолепно поют. Между молодыми артистами не закреплены роли, только в нужный момент кто-то из них становится Дон Гуа-ном или Лепорелло, Сальери или Вальсин-гамом. Становится — и снова растворяется в толпе. Стерт внешний облик, стерты жизни, стерты слова.
Сохранить себя практически невозможно. Мир рушится, рассыпается на молекулы. Своеобразным противовесом этого приближающегося апокалипсиса становятся герои, которых играет Константин Райкин — Моцарт, Скупой рыцарь, Священник. Они из другого мира, где есть краски, чувства и лица. Мира не хаоса, а гармонии.
Но эти герои погибнут первыми, оставив место всеобщему сумраку и сумбуру. К финалу мысль режиссера о тотальном уничтожении всего живого и разумного станет кристально ясной: под пущенный титрами на заднике текст «Сцены из Фауста», заканчивающийся, как известно, фразой «Все утопить», идет подготовка к парадному ужину. Сев по одну сторону стола, герои оставят места по другую для каждого из нас. И в последний раз вспыхнет ослепительный свет, оставляющий после себя беспросветную мглу.